Дублирую сюда тоже. Все воспоминательные записи должны быть здесь.

Волею судьбы я возобновила изучение французского языка. Прошлая попытка учить язык Гюго и Дюма закончилась провалом спустя девять лет после начала. Провал был фееричный, о нём и расскажу.

Могу сказать, что по советскому учебнику Le Français можно научиться общаться только с товарищами-социалистами за рубежом, так что особенного восторга изучение языка у меня не вызывало. Впрочем, признаюсь честно, несмотря на склонность и даже в определённой степени талант к изучению языков, сам процесс изучения я ненавижу. Уроки иностранных языков в школе я ненавидела чуть ли не пуще всего несмотря на то, что всегда имела по ним твёрдую пятёрку. Но мне было скучно до одурения, сама не знаю почему.
И вот, когда я училась в старшей уже школе, французский язык поставили в самом конце недели седьмым и восьмым уроками. Это было такое время, когда сил не оставалось уже вообще ни на какое обучение, а уж особенно на французский.
Воздушная и возвышенная Лилия Александровна порхала по классу, что-то щебетала, пытаясь привить нам любовь к языку, но тщетно. Скучно мне было настолько, что в меня тут же вселялся демон смеха, Великий Петросян, от которого приходилось лежать под столом в корчах не только мне, но и всему классу.
Как-то раз мы читали текст про некий горный заповедник, густо населённый козочками. В тексте рассказывалось о тяжёлой козьей судьбинушке, мол, кушать зимой было нечего, и козочки потеряли треть своего веса. Потеряли, понимаете? Для тех, кто не понимает, объясню. Для того, чтобы поставить глагол "терять" (perdre) в прошедшее время, необходимо использовать неблагозвучную для русского уха форму "пердю" (perdu). И вот это слово для пубертатного юмора — самое то. Тут же фраза о несчастных козочках сложилась в моей голове в "пукая, козочки потеряли треть своего веса" и превратилась в шутку-самосмейку. Господи, да какое там, я чуть не сдохла от своей шутки.
В момент, когда я уже уползла под стол, моя дорогая подруженька и соседка по парте Маша стала интересоваться, с какой это стати меня так корчит. Я могла выжать из себя только "Пукая..." и снова заливалась счастливым смехом. Машу тоже начало накрывать, но уже не из-за козочек, а просто потому, что я ржу. Остальной класс начал интересоваться, над чем мы смеёмся. В какой-то момент я продышалась и наконец выдала всю фразу целиком. Ни до, ни после этого случая я не видела человека, который бы так рыдал от смеха, как Маша. А потом рыдал уже весь класс.
В качестве наказания воздушная Лилия Александровна заставила Машу спрягать злосчастный глагол perdre. Когда Маша дошла до "ну пердон, ву перде", Лилия Александровна взвилась:"Мария, молчите! Из ваших уст чудесный французский язык звучит, как грязное ругательство!"
Когда все успокоились, нам с Машей опять стало скучно. Ради развлечения мы разрезали огромный зелёный ластик на сотню маленьких зелёных кубиков. Когда Лилия Александровна увидела это рвзвесёлое крошево у нас на парте, она спросила, что это мы такое делаем, ожидая получить разумное объяснение нашим странным действиям. "Как что, ластик режем!"— не моргнув глазом, хором ответили мы с Машей и тут же были изгнаны до конца школы с уроков французского языка. Это было самое начало десятого класса, 2001 год.