Все вот эти школьные сочинения, вся эта херовня типа "что хотел сказать автор" совершенно бесполезны, если ты не видел и не чувствовал того, что чувствовал автор. У меня есть два стихотворения Бродского, которые мне нравились и до того, как я побывала в тех местах, о которых они. Но когда побывала, боже мой, это нечто. Я помню, как мы с Димоном поселились в люксе "Якоря" с видом на море и пошли завтракать в кафе-столовую при гостинице. В тот день потеплело, и перед нами стала летать медленная муха, проснувшаяся от тепла. В какой-то момент в моей голове щёлкнуло. "В ганзейской гостинице "Якорь", где мухи садятся на сахар, где боком в канале глубоком эсминцы плывут мимо окон..." Я вытащила Димона на улицу, заставила его заглянуть за угол, откуда был виден ещё и маяк, и уже проорала ему всё остальное стихотворение.


А ещё раз мы ехали в поезде с чудным названием "Afrosiyob" из Ташкента в Самарканд, и тут опять приключилось.
"Величественные издалека, бессмысленные вблизи горы есть форма поверхности, поставленной на попа..."


Потом как-то вечером мы пили чай в одном из двориков иранской махалли в Бухаре. "Оля, — говорю я, — я стихотворение знаю, кажется, про Узбекистан". И прочитала ей "Назидание", мы сидели и чувствовали, что оно вокруг наз, от этого понимания защипало в глазах. Потом запел муэдзин, я вылезла на крышу и стала смотреть на Бухару, на минареты, на крыши. И так всё было удивительно, что я и сейчас думаю о том, что это был один из исключительных моментов моей жизни. Потом я спустилась, а Димон встал из за стола и пошёл в комнату. "Обувь за дверью снимай!" — закричала Оля. И мы переглянулись и стали смеяться, потому что только что поняли, почему "в Азии сапоги — первое, что крадут".