Историйка про Катю и Галю. Подробная, потому что я же полный писец.
Однажды я пошла первый (и слава богу, единственный) раз в первый класс. Накануне я нервничала и не могла уснуть, потому что больше всего на свете боялась, что у меня будет злая учительница. Воспитателей детского сада, от которых можно было схватить по щщам, мне к тому моменту уже хватило.
В школе оказалось ни разу не страшно, но несколько непривычно. Первого сентября многие девочки и мальчики пришли в школьной форме, в том числе и я. У меня была коса до жопы, белый бант и уёбищное коричневое платьице с белым фартучком. На торжественной линейке учителя и родители были настолько радостными, что мне казалось, что они что-то скрывают. В украшенном листьями и стенгазетами классе взрослая тётя со всей дури лупила по воздушным шарам, и из них сыпалось конфетти. «Не бойтесь праздничного салюта», - вещала тётя, а я думала: «Вот ведь какая взрослая, а такими глупостями занимается».
К слову сказать, первая учительница мне сразу и навсегда очень понравилась, она была совсем молодая и рыжая, как и я.
К первому классу я была весьма просвещенным в детской литературе ребёнком и знала, что самое беспалевное место для сидения – это последняя парта. Куда я со всех ног и побежала, потащив своего лучшего друга Тоху, с которым мы вместе пришли учиться.
На второй день меня ждали сплошные разочарования. Деловитая и важная Женя Семёнова авторитетно заявила мне, что белый фартук со школьным платьем носят по большим праздникам, а так – только чёрный. Чёрного фартука у меня не было. В тот день я обиделась на школьную форму и не надевала её больше никогда.
Я сидела на последней парте, отвлекая скромного и стеснительного в незнакомой обстановке Тоху от учебного процесса. Тоха ужасно боялся что-то пропустить, потому на мои тычки и оплеухи не реагировал. И тут ко мне обернулась тщедушная девочка, сидевшая передо мной. То ли я так шумела, что отвлекала её, то ли ей просто, как и мне, было скучно, но она всё-таки обернулась. И сказала какую-то хуйню. Вроде «Давай дружить». Лучше бы она сказала что-нибудь вроде «Ты знаешь, я исследую поведение шестижопой кусаки в условиях открытого космоса». Тогда бы мне было как-то проще. Дело в том, что я совершенно не умею отвечать на странные шаблонные фразы вроде «Давай дружить» или «Погода сегодня хорошая» или «Страну развалили, демократы чёртовы». Потому я, кажется, залипла и замычала, моментально превратившись в овощ. Но девочке такой разумный баклажан, видимо, понравился, потому она сказала, что её зовут Цветкова Галя.
Так вот мы всё-таки и подружились. В начальной школе Галя поражала меня всякими штуками, о которых в моей провинциальной семейке и знать не знали. Странная женщина, лопавшая шарики первого сентября, оказалась галиной мамой, обладательницей интереснейшей профессии астроном. Потому классе во втором мы пошли смотреть комету, а ещё я могу похвастаться тем, что благодаря Гале видела огромную-преогромную Луну в огромный-преогромный телескоп (размером с дом). Ещё Галя постоянно рассказывала мне про принцев с рыцарями, про Джейн Эйр и про хоббитов. Со всеми своими горцами и мортал комбатами в голове я чувствовала себя необразованным валенком.
После начальной школы мы с Галей обе попали в класс «для умных» и класс этот мне страшно не понравился. В начальной школе мы все были такие просветлённые детишечки индиго, а школа средняя оказалась суровей, чем челябинские мужики. Модно было ходить на платформе, слушать Каролину (которая «Мама, всё окей, ну на кой нам эти Ю Эс Эй») и курить за школой. Мне такое сразу не понравилось, а вот Галочка вполне себе убегала с самыми модными дефками класса за школу, как они это называли, «конфетки сосать». Галочка вообще тогда стала примоднённая, на платформе, с сиськами и с цветной тушью на волосах. А я наоборот растеряла всю косу, оставив на её месте рыжий ёжик, и никак не хотела расти. Так и ходила до девятого класса дрищеватая девочка-мальчик от горшка два вершка. Разумеется, модные девочки не звали меня «сосать конфетки», а мальчики перманентно ровняли с говном. Как-то на физре Галя трагическим шёпотом сообщила, что у неё начались Месячные. Я была готова на месте умереть от зависти, потому что месячные, равно как и лифчик, недоразвитым девочкомальчикам от-горшка-два-вершка не светили.
Ещё в средней школе Галя влюблялась в самых отъявленных уебанов класса и писала им трагически-романтические стихи вроде: «Я люблю тебя, Вано, потому что ты говно». А потом да, нам на биологии рассказали, что вполне возможно, любовь передаётся посредством запаха. Галя понюхала Вадика Семёнова после физры и тоже влюбилась.
В девятом классе стало совсем интересно. Природа взяла своё, я наконец обрела сиськи и переросла Галю на полголовы. Но вместе с этим пришло понимание, что жизнь – гавно, потому мы с Галей и новоприбывшей в наш класс Софочкой стали «неформалами». Мы хамили всем подряд и слали их куда подальше, кидались у всех на виду огромными записками, прицепленными к чему-то тяжёлому вроде флакона с замазкой и почитали группы «Мультфильмы» и «Мумий Тролль». А ещё я на уроках французского дразнила престарелую Валентину Петровну тем, что пела её любимую французскую песенку, подражая её тоненькому козлиному голоску: «Ля сьель э гриии, ля тэр э бляяяншэээ, ля живро пааанш а шакё брааанш…» Валентина Петровна выставляла меня за дверь, а Галя разражалась приступами гомерического хохота.
Потом Галя ушла в экстернат, а я осталась учиться в школе. Срать хотела на всех и вела себя из рук вон плохо. Однако какие-то друзья у меня всё-таки были, а остальные привыкли ко мне, вроде как если бы им ёжика из говна слепили и поставили перед фактом, что «этот ёжик будет жить с нами».
В одиннадцатом классе торжественным посылом на хуй пидороватого учителя по «государству и праву» и не менее торжественным вручением аттестата школа для меня закончилась и дальше всё стало уже совсем хорошо.
Галя превратилась в цивильную менеджерицу с припиздью, я – никак не могу вырасти, и мне всё, кроме умных самцов, путешествий и интересного кино, категорически не нравится. Тем не менее, мы всё ещё общаемся с Галиной свет Дмитриевной. Я к ней привыкла уже настолько, что, когда она нажрётся и ползает на четвереньках по сугробам с воплями «Дзынь-дзынь! Я трамвай!» , я не вижу в этом ничего страшного или необычного. Или когда я уединяюсь на кухне с молодым человеком и устраиваю там полный ракен-собакен, Галя может войти и ляпнуть: «Лежите-лежите, я только кастрюльку возьму и уйду…» И в этом тоже не будет ничего неожиданного.
Мы часто ходим по ресторациям и пугаем персонал своим поведением. Галина Дмитриевна имеет парадоксальную способность к битью посуды. Ежели выпьет хотя бы граммулечку, посуда вокруг неё начинает биться как бы сама собой. Ещё мы умеем есть на выносливость, заплатив в «Ёлках-Палках» за неограниченный подход к телеге. Тут я Гале проигрываю, потому что сожрать эта тщедушная барышня может в разы больше, чем я, конь педальный.
Так что всё у нас хорошо. А второго сентября этого года нашей дружбе исполнится уже 17 лет. И мы не намерены останавливаться на достигнутом.